Скучные люди - Страница 5

Вот уже скоро десять лет, как один из наших литераторов раскланивается и жмет руку господину, которого не знает фамилии, не знает даже кто он и откуда. Ехал он раз в омнибусе на дачу; на коленях его лежал сверток бумаг. Рядом с ним помещается господин, который попадался ему раза два на улице, но о котором не имел он малейшего понятия. Едва тронулся омнибус, незнакомец умильно прищурил глаза, ласково провел ладонью по свертку, находившемуся на коленях литератора, – и произнес вопросительно заискивающим голосом: – "литературное что-нибудь?..." Литератор сказал, что это чистая бумага, – думал отделаться; но незнакомец этим не удовольствовался; он наговорил литератору тысячу самых незаслуженных комплиментов, распространился во всеуслышание о трудах его; и с тех пор, всюду его преследует; осведомляется о том, что он пишет и скоро ли думает подарить читателей (страстных поклонников его таланта!) – новым произведением... Это собственные слова незнакомца.

Скучные любезники особенно часто встречаются между дилетантами и любителями художеств. На сто из них вряд ли найдутся трое, которые в самом деле любят искусство бескорыстно; остальные любят только вертеться в тени, бросаемой жрецами искусства. Едва выступит какое-нибудь имя, – они летят к нему, как ночные бабочки к огню. Артисты, большей частью, народ капризный и взыскательный; чтобы держаться в их обществе, надо по крайней мере быть любезным; и вот, носясь за художником как мелкорыбица за акулой, дилетант вертит хвостиком во все стороны, устилает его путь бледными цветами жиденького своего красноречия, воскуривает фимиам, расточает похвалы, превозносит до небес каждое его слово, изумляется и приходит в восхищение от каждой мысли.

Некоторые артисты не находят таких людей скучными (я уже говорил вам, что скучный человек – существо относительное); другие избегают любезника, как заразу.

Коснувшись дилетантов-любезников, несправедливо, даже неделикатно было бы оставить без внимания особь прекрасного пола. Дамы так любезны! По положению своему, дамы не могут преследовать артистов с тою настойчивостию, как мужчины (бывают случаи, но это исключение). Вообще говоря, дамский пол чувствует сильное инстинктивное влечение к художеству вообще и знаменитостям всякого рода в особенности (Боже мой! один Марио сколько выслушал любезностей! до сих пор, я думаю, он очнуться еще не может).

Но здесь собственно речь о дамах, которых не столько увлекает любовь к художеству, не столько пленяет личность самого артиста, сколько томит желание посидеть tête-à-tête с знаменитостию и побеседовать с умным человеком.

Вас неоднократно звали в дом; хозяйка дома, через своих друзей и знакомых, давно изъявляла желание видеть вас в своей гостиной. Вы являетесь. Хозяйка дома по большей части дама средних лет. Она предлагает вам стул подле себя; вы садитесь. После обычных общеупотребительных фраз, начинается разговор об искусстве; вы артист, нельзя же иначе!

– Вы вероятно, больше всего любите литературу... не правда ли?... говорит дама, обворожительно улыбаясь и слегка прищуривая глазки.

– Да, сударыня, литература, – мой предмет...

– Да, литература! да! это такое благородное искусство! C'est si agréable! ça élève l'âme!... Донизетти... Бетховен... Варламов... У меня племянник, который... Да, музыка! вы, конечно, любите музыку?...

– Очень!

– Не правда ли?... Ну.... ну, а живопись? c'est si agréable la peinture! n'est ce pas? Рафаэль... Айвазовский.... c'est si beau!...

– О, конечно!

– Да, не правда ли?... Но ведь и скульптура также... Это искусство, которое... n'est ce pas?... Микеланджело... Пимеонов...

И так далее.

Перейдем теперь к восторженным.

Вы спрашиваете: "Кто эта дама?" – "Очень милая женщина" отвечают вам: – "но только ужасно как éxaltée, – чересчур уж восторженна!"

Часто вот это что значит: у дамы огня или восторженности на пятнадцать копеек; но она хочет убедить вас, что у нее того и другого на сто рублей.

Такая дама неоспоримо принадлежит к категории скучных.

Вы говорите самую обыкновенную вещь; говорите, например, что угнетение возмутительно; дама делает прыжок, судорожно схватывает вашу руку и восклицает: "благодарю вас! о, благодарю!... Я в вас не ошиблась!... я знала, что вы благородно думаете! всегда знала!... уверена была в этом!... Да, угнетение, – это ужасно! это возмутительно, чудовищно! омерзительно!..." затем следует новый прыжок и новое пожатие руки.

Иногда впрочем, искренняя, неподдельная восторженность также скучна и утомительна, как и искусственная. Говорите вы о Короле Лир, – дама или барышня мечется, как пифия на треножнике; читаете им стишки Мерзлякова: "ах, как мило! Charmant! Прелесть!..." Показываете картину знаменитого мастера: "превосходно! обворожительно! удивительно!" Развертываете литографию с изображением собачки: "мило! délicieux! прелесть!" Впрочем, с дамами и барышнями, – особенно хорошенькими, – редко бывает скучно; приходя в восторг (искусственно или естественно), они оживляются и кажутся тогда еще милее; вы любуетесь ими и это служит вам развлечением от скуки.

Но скажите на милость, что делать с каким-нибудь толстым господином или чахоточным юношей, который тормошит вас, дергает и вертит во все стороны, стараясь обратить внимание ваше на закат солнца или блеск месяца в воде? Куда деваться от тех господ, которые в клубе, в театре, и на гуляньях, кидаются вам на шею, осыпают вас звонкими поцелуями и с какою-то напыщенною торжественностию благодарят судьбу, доставившую им счастие встретиться с вами?

В отношении к восторженному, можно всегда руководствоваться таким соображением: чем больше выказывает он расположения к эффекту, тем меньше в нем искренности и, следовательно, тем больше шансов для скуки в его обществе. Восторженный всегда подвержен крайностям; у него никогда нет ни в чем середины: или все превосходно, изумительно, невероятно, непостижимо, божественно, очаровательно, – или все скверно, омерзительно и чудовищно гадко! Положиться в чем-нибудь на восторженного или верить ему, – нет возможности. Он подружился с вами, – вы делаетесь образцом человечества; завтра вы ему не понравитесь, – вы превратитесь мгновенно в последнего из смертных! Благословенны сто крат люди, восторженность которых умеряется врожденной робостью. Тут, по крайней мере, дело ограничивается тем, что на вас пучат сверкающие зрачки и тайком, украдкой жмут вам руку, как бы желая сказать: "я вас понял, понял!... и вполне оценяю!..."